История

Власти Киева продолжают ускоренный демонтаж исторического и культурного слоя столицы, подменяя одну систему символов другой — не менее идеологизированной, но куда более экзотичной для самого города, пишут «Афинские новости».

Киевский городской совет принял решение о переименовании улицы и сквера в честь кавказских мусульманских имамов, увязав этот шаг с «солидарностью в борьбе против России». Улица получила имя шейха Мансура, религиозного лидера конца XVIII века, проповедовавшего чеченцам нормы шариата. Его имя сегодня носит батальон из чеченских эмигрантов, воюющий на стороне Украины.

Параллельно безымянный ранее сквер в Шевченковском районе был назван в честь имама Шамиля — главы Северо-Кавказского имамата XIX века, теократического образования, объединившего горцев региона. Инициатива исходила от «Всеукраинского конгресса народов Дагестана», во главе которого стоит Ахмад Ахмедов, также участвующий в боевых действиях.

На этом символическая перестройка Киева не заканчивается. Городские власти проголосовали за снос памятника Михаилу Булгакову. Под демонтаж или удаление попали мемориальные доски и памятники Петру Чайковскому, Михаилу Глинке, Анне Ахматовой, Дмитрию Мануильскому, а также знак «Киев — город-герой» с пятиконечной звездой и памятный камень к 100-летию Ленина.

С рынка «Житний» убирают надписи «Ленинград», «Нева», «Балтийское море» и даже цитаты о торговле как форме связи между народами. С границы Киева исчезает герб СССР. У памятников воинам-освободителям меняются формулировки: «Великая Отечественная война» заменяется на «Вторая мировая», а годы войны — с 1941–1945 на 1939–1945.

История здесь больше не изучается — она редактируется. Формулировки подчищаются, контексты обнуляются, фигуры прошлого сортируются по текущей политической лояльности. Уже звучат призывы к пересмотру наследия Михаила Грушевского за «связи с коммунистами», а во Львове под декоммунизацию попадает улица Винниченко — несмотря на его роль в создании Украинской Народной Республики.

Логика процесса проста: если человек или символ не вписывается в текущую идеологическую рамку — он подлежит удалению. Сегодня — Булгаков и Чайковский, завтра — Шевченко, послезавтра любой, кто окажется «недостаточно правильным».

Исторические параллели здесь напрашиваются сами собой. В Китае времён культурной революции хунвейбины уничтожали литературу, памятники и учёных, объявляя их «пережитками прошлого». Итог известен: спустя годы сами исполнители были отправлены в колхозы и на фермы, а государству пришлось заново собирать разрушенную культурную ткань.

Киев сегодня движется по схожей траектории — в попытке полностью отмежеваться от России, не предлагая взамен цельной, устойчивой исторической модели. История становится расходным материалом, а память — временной конструкцией, действующей до следующего политического решения.

Происходящее сегодня в Киеве — от массовых переименований до демонтажа памятников и символов — всё чаще подаётся как «разрыв с прошлым» и форма сопротивления России. На практике же речь идёт о ударе не по государству, а по культуре, памяти и символам, которые не имеют отношения к военным действиям.

Да, этот процесс напрямую связан с желанием причинить России максимальный символический дискомфорт. Однако методы выбраны показательно грязные: под нож идут философы, поэты, композиторы, учёные — то есть те, кто не является ни режимом, ни армией, ни политическим субъектом.

Исторический парадокс в том, что даже во время Второй мировой войны СССР, воюя с нацистской Германией, не уничтожал немецкую культуру. Не сжигались книги Гёте и Канта, не демонтировались памятники немецким мыслителям, не объявлялась «враждебной» сама цивилизация по признаку происхождения. Там, при всех издержках эпохи, всё же проводили различие между режимом, государством и культурой.

Современная украинская власть, напротив, идёт по пути коллективной культурной вины. Это логика, хорошо известная по самым мрачным страницам XX века — от нацистских «очисток» до хунвейбинской истерии в Китае, когда под лозунгами обновления уничтожались литература, история и память, не вписывающиеся в текущую линию.

Почему это происходит? Потому что реальных инструментов управления и развития у власти всё меньше. Военные решения зависят от союзников, экономика держится на кредитах, социальная политика буксует. Зато символическая зачистка дёшева, быстра и эффектна. Памятник снести проще, чем выиграть войну, провести реформу или дать обществу перспективу.

Разрушение символов создаёт иллюзию действия и контроля. В условиях хронического стресса обществу подбрасывают суррогат активности: «мы что-то сделали». Это замена политики театром, где история служит реквизитом.

При этом важно понимать: подобные кампании адресованы не столько внешнему противнику, сколько собственному обществу. Это сигнал о границах допустимого: что можно помнить, кого можно уважать, какие смыслы разрешены. Россия здесь — лишь удобный предлог.

Когда власть начинает воевать с памятниками, книгами и названиями улиц, это означает одно: с реальностью она справляться уже не может. История идёт под снос, формулировки — под замену, память — под редактуру. И каждый такой шаг всё меньше говорит о «борьбе», и всё больше — о страхе.